Интернат для брошенных мужчин - Страница 2

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

– Что-то вы сегодня опаздываете, Людмила Петровна, – пошутила директор школы Зинаида Васильевна, столкнувшись с ней на школьном крыльце. – Уже полвосьмого, а вы еще не в классе!

– Да утро-то какое! Такая красота, – заулыбалась Людмила Петровна. – Весна! Я из дома вышла – аж сердце захолонуло от счастья! До чего я, Зинаида Васильевна, весну люблю – слов нет! Целый год ее жду и будто каждый раз заново жить начинаю.

– Весна, – вздохнула директриса. – После обеда на совещание поеду в районо. ЕГЭ, будь он неладен! Хорошо еще, что у нас десятых-одиннадцатых нет.

– И не говорите, – согласилась Людмила Петровна. – Все придумывают и придумывают на нашу голову.

Но улыбаться не перестала. Так и в класс вошла улыбаясь. Ни за что бы не поверила, если бы ей сказали, что начинался последний ее счастливый день в школе.

Есть поговорка: знал бы, где упадешь, подстелил бы соломки. А можно и с соломкой не заморачиваться, а аккуратненько за семь верст стороной обойти то место, где упасть суждено. И все будет хорошо. Но при одном условии – если знать. Она часто думала потом: если бы знать, что все так получится… Наверное, после четвертого урока не вышла бы из кабинета. Мало ли дел. Да вот хоть доску вытереть начисто, потому что дежурные вечно делают все тяп-ляп. Подготовить материал к следующему уроку. Побрызгать цветы, чтобы тоже радовались. Просто в окно посмотреть, наконец. И ничего бы не произошло.

Ни-че-го.

Все осталось бы по-старому, как год, пять, десять лет назад. Вот при таком раскладе вышла бы она из кабинета или нет? И ответа на этот вопрос у нее не было.

Но в тот день после четвертого урока Людмила Петровна решила пойти в кабинет математики, чтобы перехватить у математички журнал своего шестого класса, в котором она была классным руководителем, и на перемене заполнить в нем пустующие графы. Она еще вчера обещала, да закрутилась. Перемена длинная, дети обедают, она как раз успеет. Выйдя в коридор, увидела идущую ей навстречу англичанку Анфису Романовну, а за ней – мальчишек из девятого, выпускного, во главе с Тимкой Гаряевым. Эта картинка засела у нее в памяти, как стоп-кадр. Поскольку обоим этим персонажам предстояло сыграть в судьбе Людмилы Петровны важную роль, мы можем воспользоваться случаем и познакомиться с ними поближе.

Анфиса Романовна, как обычно, была занята своими мыслями, шла не спеша, рассеянно улыбаясь и кивая встречным в знак приветствия. Она всегда улыбалась и никогда не повышала голоса. Людмила Петровна уважала таких людей, почитая одним из главных качеств интеллигентного человека умение владеть собой и не навязывать окружающим свои эмоции. И Анфиса Романовна ей нравилась, несмотря на то что в селе ее считали странной. Чужой, хотя англичанка жила в Большом Шишиме уже лет пять.

Анфиса Романовна была горожанкой по происхождению и образу мыслей. А из всех городов больше всего, по мнению Людмилы Петровны, ей подошел бы Лондон или Бирмингем. Других названий она вспомнить не могла, поскольку, что уж скрывать, не сильна была в географии. Анфиса Романовна была не «тетка», не «бабка», не «женщина» и не «гражданка», а «миссис». Во всяком случае, именно так она одевалась и так себя вела. Высокая, худая, с прямой спиной и собранными в аккуратный узел на затылке волосами. Непременно юбка, кофта или жакет, блузка, а у воротничка – брошь. Понятно, что в селе Большой Шишим англичанка Анфиса Романовна была уместна, как тропическая бабочка в коровнике.

Но обстоятельства сильнее людей. Прожив всю жизнь в городе, проработав в каком-то НИИ переводчиком технической литературы и выйдя на пенсию, Анфиса Романовна заболела астмой, да так, что «Скорую» приходилось вызывать. И однажды профессор-пульмонолог сказал ей, что если она не уедет из столь любимого ею города, то очередной приступ может закончиться печально. Анфиса Романовна посоветовалась с дочерью и обменяла свою городскую квартиру на однокомнатную благоустроенную в Большом Шишиме во втором подъезде того дома, где жила Людмила Петровна. Уж что-то, а экология тут выше всяких похвал: чистый воздух, кругом поля, рядом лес, речка. Приступы повторялись реже, а потом и вовсе прекратились, астма напоминала о себе, когда Анфиса Романовна, отчаянно скучавшая по соблазнам большого города, выбиралась в театр, в филармонию или в гости к дочери и внукам. Денег, оставшихся от продажи городской квартиры, хватало на жизнь… но теперь Анфиса Романовна умирала от скуки. И тогда директору шишимской школы пришла в голову замечательная идея: упросить Анфису Романовну преподавать в школе английский.

Выпускники шишимской школы уже много лет получали аттестаты о неполном среднем образовании с традиционным прочерком в графе «Иностранный язык». Ну никак не желали выпускницы иняза трудиться на неплодородной шишимской педагогической ниве. Из года в год их распределяли сюда на работу, а они упорно сбегали кто в зимние каникулы, а кто и раньше. Шишимские школяры и их родители особенно об этом не печалились. Парни, получив аттестат, шли в сельское ПТУ учиться на механизаторов, потом в армию, девчонки – в то же ПТУ на парикмахеров и поваров, а вскоре замуж и в декрет. Но времена меняются, и теперь даже официантки и горничные, по мнению работодателей, просто обязаны бегло «спикать» или «шпрехать». И тут в Большой Шишим приехала Анфиса Романовна.

Она взялась за предложенное новое дело с энтузиазмом, который искупал неизбежные ошибки. И уже через полгода шишимские первоклашки могли лихо оттарабанить «Teddy bear, Teddy dear? Turn around!» и до слез умиляли родителей своим «I am Vasja, I am seven». С учениками постарше было, конечно, сложнее. Они охотнее совершенствовались в лексике не английской, а русской ненормативной. Но Анфиса Романовна одним своим присутствием в школе олицетворяла наличие в окружающей действительности иных реалий и возможностей. Всех детей она называла на «вы», объясняя это тем, что местоимения «ты» в английском языке вообще нет и, даже обращаясь к кошке, настоящий джентльмен скажет «you», то есть «вы». Ну и, разумеется, блузка-жакет-брошка. И ухоженные руки, никогда не прикасавшиеся ни к колодезному вороту, ни к лопате. В селе к ней относились по-разному: кто-то любил, иные подсмеивались, однако все признавали, что она в своем роде шишимская достопримечательность. И дружно гордились тем, что вот у них есть Анфиса Романовна, а выпускники соседних сельских школ по-прежнему получали аттестат с прочерком в графе «Иностранные языки».